Трёхэтажное здание

Трёхэтажное зданиеВ собрании БАН привлекает внимание чертёж фасада трёхэтажного здания. А. Е. Гуничем убедительно показано, что это — проект так называемых «губернских домов», возводившихся в Кронштадте на средства губерний начиная с 1717 года. Автором проекта и исполнителем чертежа, по-видимому, был И. Ф. Браунштейн.

На чертеже бросаются в глаза вазы над карнизом, которые представляются непомерно большими. Да и весь декор аттикового этажа имеет какой-то гротескный характер. Все формы даны здесь крупно, в гипертрофированном масштабе по отношению к спокойно разработанным формам фасадного декора. Аттиковые вазы и окна, как своим общим характером, так и деталировкой созвучны образцам ренессансно-маньеристической архитектуры Северной Европы XVI века.

Причина появления таких архитектурных странностей в самом молодом городе Европы, возможно, объясняется тем, что высшее русское общество ещё не обладало пониманием архитектуры европейского типа, достаточным для того, чтобы исполнять роль просвещённого заказчика в отношениях с иностранными зодчими. В Петербурге у русского вельможи, привычного к произволу и недостаточно сведущего в модных тенденциях, экстравагантность вкуса могла проявить себя в полную силу.

Архитектурный вкус русских того времени, представления о красоте зодчества были сформированы памятниками Москвы конца XVII столетия. Россия активно ассимилировала тогда оказавшийся ей особенно близким опыт искусства Северной Европы конца XVI — начала XVII века. В Москве маньеристические и барочные архитектурные формы налагаются на самобытную основу, в Петербурге европейская архитектура реализуется прямо, её непосредственными носителями. Но выбор всё равно остается за русским заказчиком.

Диктатура русского вкуса, в московский период выбиравшего северный маньеризм, продолжает действовать и в новой столице. Эти формы хотели видеть, поскольку их знали и ценили. Но здесь они включаются в родственную им в целом архитектурную композицию, а потому производимый ими эффект иной, чем в московской архитектуре конца XVII столетия. Но для русских это — тоже часть «голландской манеры».

Написать ответ