Однако исследование употребления термина «манера» в документах эпохи, анализ его толкования в иностранных и русских словарях требуют уточнения его интерпретации. Манера, как оказывается, не является, в отличие от стиля, систематическим понятием, но отражает, главным образом, внешнюю сторону художественной формы, часто не связанную с внутренними формообразовательными тенденциями. Используя биологическую аналогию, манеру можно назвать понятием фенологии искусства, в то время как стиль — термином его генетики.

Говоря о манере, в XVIII веке всегда подразумевали нечто конкретное — набор ясно различимых признаков, выделенных из хрестоматийных архитектурных образцов. Например, если о здании говорили, что оно «итальянской манеры», то мы сейчас, даже не зная его изображений, можем вполне уверенно сказать, что его фасад был украшен пилястровым ордером — большим или поэтажным, увенчан балюстрадой или аттиком со статуями и вазами и не имел высокой кровли. Эти признаки манеры экстрагированы из многих известных итальянских памятников ренессанса и классицизирующе — го барокко, в первую очередь, из барокко круга Бернини, например, палаццо Одескальки, проектов Лувра, из Дворца Консерваторов Ми — келенджело на площади Капитолия, возможно даже из дворцов Тие — не и Вальмарана Палладио, из французских построек Серлио. Всё это — произведения, хорошо известные по всей Европе XVII века именно как «итальянские» по гравюрам, по деятельности архитекторов — выходцев из Италии и по собственным впечатлениям архитекторов и любителей искусства из других стран. В этой оценке нет никакой аналитической глубины, доискивающейся тонкой систематизации памятников и нацеленной на выявление фундаментальных различий их художественной природы. Ведь очевидно, что Бернини, Микеланджело и Браманте принадлежат разным эпохам жизни искусства — разным общностям, определяемым как стили.