Архитекторы-голландцы проектировали в Петербурге дворцы для царя, то есть были облечены его доверием, но по архитектурным достоинствам их проекты не сравниваются с результатами творчества их коллег, работавших в одно с ними время в Петербурге: Ми — кетти, Швертфегера, Киавери, Земцова. Сохранившиеся проекты Подзорного дворца, дворцов в Ближних и Дальних Дубках, а также изображения Новых палат в Летнем саду демонстрируют скромную голландскую барочную архитектуру. С. Горбатенко находит им аналогии в архитектуре Голландии. Конечно, эти здания были в Петербурге образцами голландской манеры, но не стали объектами подражания. Что же касается Альгаротти, то трёх неоконченных постройкой загородных дворцов он не видел, а скромное здание в Летнем саду рядом с пристроенным к нему вплотную растреллиевс — ким Летним дворцом императрицы Анны Иоанновны могло восприниматься разве что служебным корпусом.
Поиски голландизмов в петровском Петербурге дают противоречивую картину. Бесспорные следы голландской культуры, такие как постройки С. Ван Звитена и Ф. де Вааля, оказываются немногочисленными. Зато в городской застройке присутствует немало черт, которые можно было бы соотнести с Голландией, если бы они не встречались в других странах северной Европы, например, крутые кровли, высокие «распашные» крыльца, расписанные под кирпич фасады, грубовато трактованный маньеристический декор. Но даже если эти черты действительно были взяты в Голландии, а не в северной Европе «вообще», они всё же выглядят фрагментами в пёстрой ткани петербургской архитектуры. Об этой фрагментарности пишет и А. Л. Пунин, завершая свою работу о голландизмах петровского Петербурга выразительным заключением о том, что наиболее ярким их проявлением стала не архитектурно-строительная деятельность, а прокладка каналов’
Собственно, Альгаротти и подмечает пёстрый, неустоявшийся характер архитектуры города, когда пишет о её «выморочности» и множественности слагающих её манер. Вопрос в другом: почему он выделил как ведущую именно голландскую манеру? С одной стороны мы имеем оценку Альгаротти, с другой стороны ей противостоит объективный анализ петербургской архитектуры, не выявляющий таких голландизмов, которые вынуждали бы признать голландский характер архитектуры города как нечто явное и бесспорное. В этой ситуации мы вынуждены предположить, что оценка Альгаротти исходила из каких-то личных впечатлений, недоступных реконструкции, исходящей из рациональных посылок.
